Беда идет по следу - Страница 58

– Сейчас мне неприятнее всего, – признался я честно.

– Послушай, Сэм, я дала Сью Шолто шанс, но она им не воспользовалась. Она долго подозревала меня, поймав однажды, когда я помечала пластинки в фонотеке. Услышав в тот вечер в Гонолулу-Хаусе об утечке, она обо всем догадалась. Но я дала ей шанс. Я не хотела ее убивать. Я пошла за ней в дамскую комнату, я даже предложила ей денег, чтобы она молчала. Сью отказалась молчать. Поэтому мне пришлось убить ее. Гектор Ленд чуть не застукал меня.

– Ты, должно быть, сильная.

– Да, сильная для женщины. Но я не хочу убивать тебя, Сэм. Мне и не надо будет убивать тебя, если ты будешь молчать.

Мне неожиданно показалось, что имя Мери ей не подходит. Мери – имя женственное и невинное, имя для девственниц и матерей. Потом я вспомнил о Марии Кровавой.

– Ты когда-нибудь слышала о Марии Кровавой? – спросил я.

Глаза у Мери стали очень блеклыми, почти что белыми. Мозг мой работал на предельном напряжении, и потому на память то и дело приходили всякие сравнения. Я вспомнил, как Скотт Фицджеральд написал про женщину, что у той были «белые глаза обманщицы».

– Ты не понимаешь, Сэм, – объясняла Мери безразличным тоном, – мне придется сейчас убить тебя, если ты откажешься молчать. Это твой единственный шанс.

Я решил немного попритворяться. Я был слишком усталый, чтобы вот так, сразу, встретить смерть.

– Что ты предлагаешь?

– Жизнь. Это самое главное.

– Продолжай.

– Ты знаешь, что мы можем легко поладить. Теперь, когда Иенсен умер, мы вообще можем пожениться. – О своем неприятии двоемужества Мери упомянула без капли иронии. – Так лучше, Я знаю по опыту.

– Он был твоим мужем? Тогда неудивительно, что ты попыталась украсть письмо Хэтчера.

– Он был моим мужем последние несколько лет. Это решает проблему с паспортами, да и многие другие.

– Я обозвал Иенсена мошенником, – вспомнил я, – но даже не подозревал, насколько оказался прав. Он позволил тебе переспать со мной, чтобы я не заметил, как он сойдет с поезда в Гэллопе. Верно?

– Он бы не смог мне помешать, – ответила Мери с какой-то противоестественной гордостью. – Я хотела быть с тобой, хочу быть и дальше, если ты не вынудишь меня тебя убить.

– Что мы будем делать вместе, Мери? Заниматься любовью?

– Не прикидывайся циником. Я знаю, что ты ко мне чувствуешь. Знаю, что ты и сейчас не откажешься от меня.

– Перестав исповедовать нормальные ценности, человек начинает совершать чудовищные ошибки, – сказал я, позабыв, что решил на время притвориться. – Вроде убийства. Или заблуждается, как ты сейчас.

Губы Мери приоткрылись, обнажив зубы, брови поползли вверх, но эти изменения мимики трудно было назвать улыбкой. На лице ее не отразилось ничего, кроме откровенного до наивности злодейства.

– Ну-у, может быть, не сию минуту. У тебя усталый вид.

– А какие еще у меня будут обязанности? – спросил я.

– Баронесса умерла. Она покончила самоубийством еще до прихода полиции. Иенсен на том свете. Тулуза в тюрьме, да она и не в счет. Она не в курсе дела, даже не знает, где это ранчо. Она просто женщина из парижского борделя, которой мы платили за то, что пользовались ее домом. Мы с тобой сможем заработать кучу денег, Сэм.

– Как?

– У тебя есть голова на плечах и есть связи. Ты служишь на флоте, и ты газетчик. Ты, вероятно, мог бы добиться перевода в управление по связям с общественностью. Иенсен начал работать над одним делом в Нью-Мехико. Возможно, ты слышал о Манхэттенском проекте? Нам нужен человек, который смог бы внедриться, военный, а мы до сих пор никого не нашли. Ты говорил мне, Сэм, что хотел бы заработать денег. Мы бы вдвоем заработали столько, сколько тебе и не снилось.

– А именно?

– Тысяч сто за полгода. – Глаза ее сверкнули стеклянным блеском, и я понял, что для нее самое главное. Мери любила деньги до того страстно, что и представить себе не могла, сколь равнодушным оставляют меня ее доводы. Чувства мои, постепенно оживая, переросли в отвращение к ней.

– Лучше уж я займусь бизнесом вместе с гиеной и пересплю с трупом, – внезапно выпалил я.

У Мери вытянулась физиономия, будто мое признание удивило и обидело ее.

– Ты что, не понимаешь, Сэм? Мне придется тебя убить, если ты откажешься сотрудничать. Убить прямо сейчас. А я не хочу. Как по-твоему, почему я согласилась за тобой следить? Почему не убила тебя в Детройте? Я же могла убить тебя там.

Я могла убить тебя в Гонолулу. Иенсен хотел, чтобы я убила тебя в поезде, после того как это не вышло у него. Я не захотела тебя убивать, даже когда ты стал догадываться насчет нашего кода. Мне казалось, мы сможем поладить.

Я ничего не ответил. Я наблюдал за ее лицом. Я понял, что, как все настоящие преступники, она ненормальная. Она чего-то не чувствовала и чего-то не понимала. Не ощущала себя жестокой и порочной. Эгоизм, подобно защитному экрану, отгораживал ее от остального мира.

Гнев мой утих, обратившись в какое-то болезненное омерзение, но родившийся заново страх перед оружием заставил мой мозг работать с лихорадочной быстротой. Понимая, что конец близок, я продолжал говорить. Однажды слова спасли меня. Я не был уверен, что один и тот же рецепт окажется действенным дважды, но в обмен на слова, минута за минутой, выторговывал жизнь.

– Как тебя угораздило влипнуть в подобную историю? – спросил я. В вопросе прозвучала неискренность, которую я не сумел скрыть.

– Я ненавижу жизнь, – начала Мери, а затем стала рассказывать с такой охотой, будто много лет мечтала выговориться, но не имела возможности. – Тем не менее это никогда не мешало мне получать от нее все то, что мне было нужно. Я начала воровать в магазинах с одиннадцати лет. Одна женщина притворялась моей матерью, когда мы шли делать покупки. Тогда любовницей Иенсена была она.